
Я с землёю был связан немало лет.
Я лежал на ней. Шла война.
Но не землю я видел в те годы,
нет.
Почва была видна.
В ней под осень мой увязал сапог
с каждым новым дождём сильней.
Изо всех тех качеств, что дал
мне бог,
притяженье лишь было в ней.
Она вся измерялась длиной броска,
мерам нынешним вопреки.
До второй избы. До того леска.
До мельницы. До реки.
Я под утро в узкий окопчик лез,
и у самых моих бровей
стояла трава, как дремучий лес,
и, как мамонт, брёл муравей...
А весною цветами она цвела.
А зимою была бела.
Вот такая земля у меня была.
Маленькая была.
А потом эшелон меня вёз домой.
Всё вокруг обретало связь.
Изменялся мир изначальный мой,
протяжённее становясь.
Плыли страны. Вился жилой дымок.
Был в дороге я много дней.
Я ещё деталей видеть не мог,
но казалась земля крупней.
Я тогда и понял, как земля велика,
величественно велика.
И только когда на земле война —
маленькая она.